... Места, где мы любим иногда бывать ... Нам не хочется допускать мысли, что они тоже подвержены общему, для всего сущего, течению времени, и у них есть своя, неизвестная нам жизнь. Нам кажется естественным, что возвращаясь туда, где мы долго отсутствовали, мы должны увидеть все то, что запечатлел наш взгляд в момент последних минут нашего пребывания там. Ведь нас тянет именно к тому, что сохранилось в нашей памяти. И мы испытываем досаду и разочарование, когда вместо ожидаемого, видим что то совсем иное, чем то, к чему мы привыкли, и что нас сюда манило. И она, наша память, не находя материальных свидетельств, в прежнем их виде, ставит под сомнение все то, что было когда то с нами, и что в итоге сделало нас такими, какие мы есть. Словно утрачена часть тебя самого, и твоя личная история, как история древности, перестает быть такой конкретной и непоколебимой. Я люблю проходить мимо школы, где когда то учился. Все многочисленные прилегающие дома давно снесены, огромная территория изменилась неузнаваемо, но это невыдающееся внешне, но достаточно крепкое здание, до сих пор радует взгляд, своей неброской основательностью. Изменилась планировка улиц вокруг, и само здание выглядит уже не так , как прежде. Решетки на окнах, граффити и прочая атрибутика современности, напоминают о том, что все боится времени. И мы, растворившись в его потоке, не замечаем, как меняемся сами. ,, Не стоит прогибаться под изменчивый мир,, - формула красивая, но увы несостоятельная. Так, или иначе, мы впитываем в себя этот different world, зачастую сопротивляясь и деля все на то, как теперь, и как должно быть. Приобретая новые привычки, пристрастия, а порой и убеждения, мы подспудно храним в себе то, что некогда принесло нам сильные впечатления от первых осознанных прикасаний к этому миру, картины, палитра которых, недоступна сегодняшнему нашему восприятию. Одно, из таких поразительно - завораживающих знакомств с живой природой, периодически посещает мой мозг, требуя ответа: Было ли это на самом деле, или я могу врать самому себе идеализируя увиденное. ..... . Зимний водоем, был покрыт ровным, как витринное стекло, зеленоватым льдом со вкраплениями белых, отливающих серебром, больших круглых пузырей воздуха. Под небольшой толщей абсолютно прозрачной воды, уложенное красивыми волнистыми грядками, песчаное дно, такое светлое и чистое у берега, и растворяющееся в темноте, уходя на глубину. И оттуда, из этой мрачной неизвестности, тянулись зеленые цепочки водорослей. В какую то секунду, я вдруг понял, что и я сам являюсь объектом наблюдения: Черный, окаймленный серебром, глаз маленькой рыбки, смотрел сквозь лед на меня. Она была бесподобна. Маленькое серебристое тело с черной спинкой, было украшено красными плавниками, и этот красный цвет, так прекрасно гармонировал с общей палитрой спокойных прохладных тонов, что зафиксировался в моей памяти эталоном красот природы. Там, подо льдом, жил своей жизнью другой мир, полный загадок, и манящий. ... . Как то небольшое время назад, случилось мне проходить вблизи моста через замерзшую речку. Лед под мостом был свободным от снега, и довольно прозрачным. И песчаное, с водорослями дно, и даже несколько рыбок удавалось разглядеть сквозь его толщу. Не было только одного, не было чуда. Все было ординарно, предсказуемо, и блекло.

Недавно в сети появился один интересный ресурс, который легко найти, по его весёлому названию Балабоба. Он представляет собой генератор осмысленных предложений , которыми с соблюдением смысловой нагрузки, он отвечает на ваш отправленный ему текст. Штука довольно прикольная, очень похожа на игру в Балду, только обмен в данном случае идёт не буквами, а целыми связанными по смыслу предложениями. Я попробовал взаимодействуя с Балабобой, написать что то вроде небольшого рассказика. Конечно при такой постановке в нём не следует искать признаки какого то сюжета, целостного и разумного, но я как мог постарался внедрить в ,,повествование,, элементы юмора. И так:


На заимке.




Все замерли в напряжённом, пропитанном неясной тревогой, ожидании чего то совершенно неопределённого, уставившись на небольшую берёзовую рощицу на другом берегу реки.
Они стояли в гнетущей тишине, подобно истуканам острова Пасхи.
Наконец самый зоркий из них, лесник Акакий подался вперёд, и с блажью в голосе, закричал - вон он! Я его вижу, смотрите туда!
Но никто не мог увидеть ничего, кроме маленького клочка неба, затянутого густыми облаками. И в этом было что то зловещее! У кого то в ужасе перехватило дыхание, кто то с досадой сплюнул на траву, и все, кроме Акакия, который уже давно вглядывался в эту маленькую точку, повернулись, будто по какому то молчаливому сигналу, в другую сторону, лишь бы избежать продолжения созерцания увиденного.
Но это было лишь продолжение того, что уже произошло - там, в лесу.
Постепенно, маленькая, едва различимая точка у горизонта, приняла очертания валенка. Добротного, умело подшитого валенка внушительного размера.
Валенок подобно бумерангу описал в воздухе небольшую дугу, и со смачным чавканьем приземлился в большом блюде с салатом. Из под его подшитой дратвой пятки, радостным фонтаном брызнул майонез, кусочки огурцов, и помидоров, живописно растекаясь по стенам палатки и лицам собравшихся.
Вот те на! - весело крякнул Акакий, и хлопнул в ладоши.
- Я ведь хотел его из ружья в лесу, на опушке, подстрелить.
- Как это? - спросил Борис Иванович.
- Ну, не знаю... Залезть на дерево, и с него пальнуть.
- А зачем?
- Что зачем? Пальнул бы. Может, он на медведя охотился. Или на кабана.
- Так ты его прямо из леса в тарелке с салатом подстрелил?
- Да нет. - Акакий удивлённо покачал головой - Ты же Иваныч городской, не понять тебе этого. Поживёшь здесь на заимке недельку, ещё не такое увидишь.
Все присутствующие как то разом вышли из оцепенения и оживились.
Крупные не по годам флегматичные подростки - близнецы Любомудр и Мудролюб листьями лопуха вытирали майонез с лиц друг друга. Каждый из них выглядел зеркальным отражением другого. Они были дальними родственниками Акакия, и он часто брал их с собой в лес, воспитывая и приучая к взрослой жизни.
Борис Иванович, тем временем сосредоточенно ощупывал голенище валенка, словно до сих пор сомневался в его реальности.
Акакий достал из кармана невесть где добытую пачку советского Казбека, и прикурив от головешки глубокомысленно выдохнул в сгущающиеся сумерки кучерявый шлейф сизоватого дыма. Он всегда докуривал до конца, словно верил, что в последней затяжке может открыться истина.
Ну что? Пора и нашим уловом поинтересоваться, сказал Акакий, привстав из за импровизированного стола, и приглашающим жестом указал Борису Ивановичу на береговую отмель, где в плавно наступавшей темноте ещё можно было разглядеть подборы небольшой рыбацкой сети.
Борис Иванович встал и, с удовольствием потягиваясь, направился к месту предполагаемого улова.
Не успел он сделать и пары шагов, как вдруг услышал за спиной шум автомобиля.
Откуда здесь автомобиль?! Ведь до ближайшего просёлка километров семь густой непролазной тайги!
Но более всего его поразило, что ни Акакий, ни остальные мужики, как будто вовсе ничего не замечали.Они сидели, как ни в чём не бывало. Словно каждый из них был на своём месте, лишь медведеподобные Любомудр и Мудролюб, воровато укрылись в кустах с украденной со стола полубутылкой перцовой водки.

Борис почти совсем забыл о валенке и теперь убеждал себя, что всё, что касается шума за спиной, то это был просто шум. Это был всего лишь ветер. И ничего более. Но он так долго смотрел вслед автомобилю, что Акакий заметил его и рассмеялся.
— Что, Серёга, не поверил? — спросил он.
— Нет, — ответил Борис Иванович, и вдруг до него дошло, что он вовсе не Серёга.... Или всё таки Серёга?!!
Борис схватил лесника за ворот, и затряс его умоляя: Акакий, дорогой, да объясни ты мне наконец, что у вас здесь происходит?
Лесник молчал.
— Ладно, — сказал Борис Иванович и отпустил Акакия.
— Так, значит, я всё же Серёга. Но только не такой как вчера. Я понимаю, что мне придётся теперь учиться заново. И ты мне поможешь?
— Конечно помогу. Мы все тебе поможем, — ответил Акакий.
— Тогда пойдём, я кое-что тебе покажу...
Они шли по едва заметной тропинке в глубь тайги, пока их взорам не предстал небольшой холм.
— Пришли, — сказал Акакий, подходя к нему. — Правда, не очень похоже на то, каким ты меня помнишь?
— Да, ты прав. Я и сам не пойму, что это, — ответил Борис Иванович.
— Погляди сюда, — Акакий указал на землю.
— Что это?
— Это следы от машины. Сейчас ты мне сам всё расскажешь.
— Да я и не знаю, как рассказать. Но я не могу не рассказать.
Борис Иванович пристально рассматривал следы дорожного протектора легковушки, по диагонали пересекающие глиняный бугор, и упирающиеся в стволы вековых сосен. И тут его поразила внезапная догадка, объясняющая сразу всё, что не давало покоя его воспалённому мозгу, последние пару часов.
Скажи, Акакий, это со вчерашних мухоморов меня так вставляет?!
Акакий довольно хитро улыбнулся, но отрицательно покачал головой.
Нет, Иваныч, мухоморы здесь не при чём.
- А что тогда?! ...
Борису пришлось ждать ответа на свой вопрос ровно столько, сколько горит папироса ,,Казбек,, , но вместо ответа, Акакий вдруг спросил его:
Иваныч, ты знаешь, что такое Балабоба?
- Бала что?
- Ба ла бо ба, растягивая по слогам произнёс лесник.
- Это что то вроде мухоморов?
- Нет, это гораздо круче. Придёт время и истина тебе откроется, только не торопись узнать всё сразу, и раньше времени, ибо знания множат печали.

Проснулся Борис Иванович в ту ночь от оглушительного хлопанья Акакиевской двустволки у себя над ухом.
Лесник сидел в проходе палатки, и со скучающим выражением лица, методично палил в темноту.
Акакий, кроме хорошего зрения, обладал ещё и феноменальным слухом, и мог стрелять на звук с завязанными глазами.
-Кто там? обращаясь к леснику спросил не то Борис, не то Серёга, это волки?
- Можа волки, а можа туристы. Шатаются, кто ни попадя, один вред от них. Нагадят, кур украдут, и поминай, как звали...
В едва уловимом свете углей догоревшего костра, тускло отсвечивал давно утративший следы воронения, ружейный ствол.
От серии выстрелов на его разогревшейся поверхности испарялась предутренняя роса, и росяной пар, подымаясь красивыми завитками, рисовал в воздухе причудливые узоры, похожие то ли на арабскую вязь, ни то на кельтские руны.

Как хорошо, что я нашел возможность вот так красиво и со вкусом провести остаток отпуска, подумал Борис Иванович, безмятежно засыпая под звуки природы.
Ему снилась таинственная сущность , что зовётся Балабобой.
Она показывалась из под земли в облике фосфорисцирующего мухомора, и мгновенно вырастала подобно ядерному грибу, из под шляпки которого сыпались триллионы титановых искр, образуя на своём пути причудливо переплетающиеся тончайшие стальные нити. Балабоба, кто ты? Зачем ты? Балабоба бала....

На этот раз Бориса разбудили совершенно другие звуки. То были всхлипывания Акакия, перемежающиеся с его сдерживаемым рыданием.
Акакий сидел на том же месте, что и ночью, только вместо двустволки у него в руках было что то совсем другое.
С большим трудом Борису удалось распознать в этом предмете, в лохмотья иссечённый картечью, валенок.
- Он братишку своего искал, а я в него из ружья... - сдавленно промычал Акакий, и безудержно зарыдал в голос.

Ты уже давно покорно и безмолвно лежишь у моих ног. Если определить точнее, то минула почти неделя, как ты появилась здесь. Порой мне кажется, что я напрочь забываю о твоём существовании, но это вовсе не так.
Те потаённые уголки сознания, что живут отдельно от всего суетного, которые хладнокровно фиксируют абсолютно всё, что некогда являлось, или когда нибудь сможет являться причиной горьких или сладостных переживаний, а так же всего того что способно в один миг вымести серую пыль однообразия из нашей жизни, они не забывают о том, что ты сейчас покорно дожидаешься своей предсказуемой участи, не торопя её, ни мольбой ни угрозами.
Кто мы друг другу?
Страстные любовники?
- конечно нет.
Палач и жертва?
тоже нет, но было бы верным искать ответ где то посередине.
Ты создана для меня. Я создан для таких, как ты, и только я могу решать, когда наступит час нашего соединения.
У меня в руке нож. Обычный складной нож, со всеми теми штуковинами, без которых в наших отношениях никак не обойтись.
Я беру тебя за твоё изящное горло, и остриё штопора погружается в податливую девственность экзотического пробкового дерева. ...
- Я хочу, чтобы ты меня запомнил, говоришь ты.
Я в ответ молчу, потому что знаю, что забуду тебя раньше, чем наступит рассвет.
-Ты хотя бы помнишь моё имя?
- Конечно, мадемуазель Мерло. Тогда сделай для меня самую малость, напиши что нибудь про нас с тобой, а я тебе помогу.
Я буду твоей музой, хочешь?
- Я не уверен, что кому-нибудь будет интересно читать про отношения старого алкоголика с бутылкой хорошего вина.
- Но ты всё равно попробуй, сказала ты, и это был наш с тобой последний глоток.