Ученик: Мы долго беседовали с N. по поводу вегетарианского и невегетарианского питания. Он утверждает, что в людях, не придерживающихся вегетарианства, нет жалости. Что жизнь священна, и никто из тех, кто видит Дух во всех формах жизни, не имеет права употреблять в пищу мясо.
Я ответил ему, что, во-первых, нельзя сказать, что многим мусульманам и христианам, не практикующим вегетарианство, не свойственна жалость. Сам Христос не был вегетарианцем; питание человека никак не связано с его жалостью или жестокостью. Во-вторых, джайны, убеждённые вегетарианцы, отнюдь не отличаются меньшей жестокостью. В основе вашего убеждения, что можно есть овощи как низшие формы жизни, но нельзя есть животных, поскольку это высшие формы жизни, лежит бездоказательное допущение существования высших и низших форм жизни. Это игры человеческого разума. Любая жизнь – это жизнь.
Ученик: N. и рыбу бы ел, если бы она относилась к овощам.
Шри Ауробиндо: Нет смысла придавать питанию такое большое значение в духовной жизни. Когда вопрос касается духовной жизни человека, совершенно неважно, какого питания, вегетарианского или невегетарианского, он придерживается. То, что действительно важно – это его равное отношение ко всему, или самата. Если оно есть, то дело десятое, что он ест – рыбу или вегетарианскую пищу. C философской же точки зрения абсолютно бессмысленно утверждать, что в одном больше жизни, а в другом – меньше.
Ученик: Но ведь в животных жизнь развита гораздо сильнее, чем в деревьях.
Шри Ауробиндо: Не жизнь, а разум. Даже в растении жизнь развита в некоторых аспектах сильнее, чем в человеке. Только разум не развит.
Ученик: Всё дело в витальном отвращении, неприятии. Человек может сказать, что чувствует отвращение к убийству животного или чувствует, что животное ему ближе. Но это не доказывает, что растение в момент убийства страдает меньше, чем животное. Вероятно, только потому, что человек не способен видеть страдания растения, он испытывает при этом меньшее отвращение. Всё это обусловлено самскарами – прошлыми впечатлениями. Очевидно, что человек не может жить, не питаясь тем или иным видом жизни. Все эти споры – не что иное, как попытки интеллекта оправдать старые самскары.
Ученик: Вы говорите об уравновешенности, равном ко всему отношении – самате. Почему мы должны установить самату в Пране, в витальном, прежде чем установим её в разуме?
Шри Ауробиндо: А почему нет, если это возможно? Вам не нужно ждать, чтобы самата установилась сразу на всех планах.
Ученик: Нужно ли ждать, пока йога станет совершенной, чтобы можно было есть рыбу?
Шри Ауробиндо: Не понимаю: а зачем? Очень немногие понимают, что такое истинная самата, уравновешенность. Самата (уравновешенность) – это равное отношение всего существа к вещам и событиям. В этом мире много ужасных и отвратительных вещей. Самата предполагает способность человека смотреть на них из состояния равновесия, не расстраиваясь и не поддаваясь переживаниям. Это не означает, что он пустится во все тяжкие, убивая всех без различия из каких-то своих побуждений. Это не так. Самата означает способность человека смотреть на вещи и события без переживаний. То, что N. называет словом «жалость» – совершенно не то же самое, что сострадание, но и то, и другое – не то же самое, что самата, уравновешенность. Самата выражает целостное отношение всего существа. Жалость и сентиментальность – результат нервного неприятия, это некое движение в витальном существе. Я сам в молодости не мог читать о проявлениях жестокости, не чувствуя при этом отвращения и ненависти к тем, кто её совершал. И не мог убивать даже насекомых – ни клопа, ни комара. Не потому, что я соблюдал Ахимсу (невреждение, непричинение вреда), а потому, что ощущал нервное отвращение. Позднее, когда я убрал ментальное неприятие, я не мог причинять никому вреда [уже] потому, что само тело не давало совершить такое действие. Когда я попал в тюрьму, первые пятнадцать дней я был подвержен всем видам ментальных пыток. Я вынужден был смотреть на сцены всех видов страданий – и тогда нервное отвращение исчезло.
Сострадание – это нечто другое. Оно нисходит Свыше. Это сопереживание страданиям человека и всем страданиям на Земле с желанием помочь, сделать что-то, когда это возможно. Это не жалость. Оно подобно состоянию Богов, взирающих на человеческие страдания с небес, не затрагиваясь ими. Такое сострадание способно и уничтожать – и уничтожает с состраданием, дайей, как мы видим в случае Дурги, убивающей ракшасов, враждебных существ. Здесь не может быть никакой жалости. Часто бывает, что вам является ракшас и просит спасти его, или даже умоляет вас трансформировать его вашей духовной силой – с такими просьбами являлись некие сущности Матери в её опытах. Как только вы попытаетесь сделать это, вся ваша сила уйдет к ракшасу и вы останетесь ни с чем. Когда эти витальные сущности воплощаются в людях, сострадание не помешает вам их уничтожить.
То, что царству растений присуща жизнь – не новость, и совершенно не обязательно обретать самату, чтобы принимать в пищу рыбу. Я ел рыбу, когда был ребёнком и у меня не было никакой саматы. Необходимо лишь, чтобы вы были свободны от неприятия, отвращения. Сейчас я не ем рыбу, но это ничего не значит. Я спокойно кормлю ею кошек.
Когда обретается самата, приходит самарасатва, «равный вкус» во всём, наслаждение всем, человек переживает расу, сущностное наслаждение, от пищи любого рода. Даже та пища, которую мы называем плохо приготовленной, имеет свой сущностный вкус. Но здесь нам приходится проявлять определённый такт. Не стоит тыкать рыбой в лицо джайну или коптить её так, чтобы дым летел в лицо ортодоксальному тамильскому брамину.
Я ответил ему, что, во-первых, нельзя сказать, что многим мусульманам и христианам, не практикующим вегетарианство, не свойственна жалость. Сам Христос не был вегетарианцем; питание человека никак не связано с его жалостью или жестокостью. Во-вторых, джайны, убеждённые вегетарианцы, отнюдь не отличаются меньшей жестокостью. В основе вашего убеждения, что можно есть овощи как низшие формы жизни, но нельзя есть животных, поскольку это высшие формы жизни, лежит бездоказательное допущение существования высших и низших форм жизни. Это игры человеческого разума. Любая жизнь – это жизнь.
Ученик: N. и рыбу бы ел, если бы она относилась к овощам.
Шри Ауробиндо: Нет смысла придавать питанию такое большое значение в духовной жизни. Когда вопрос касается духовной жизни человека, совершенно неважно, какого питания, вегетарианского или невегетарианского, он придерживается. То, что действительно важно – это его равное отношение ко всему, или самата. Если оно есть, то дело десятое, что он ест – рыбу или вегетарианскую пищу. C философской же точки зрения абсолютно бессмысленно утверждать, что в одном больше жизни, а в другом – меньше.
Ученик: Но ведь в животных жизнь развита гораздо сильнее, чем в деревьях.
Шри Ауробиндо: Не жизнь, а разум. Даже в растении жизнь развита в некоторых аспектах сильнее, чем в человеке. Только разум не развит.
Ученик: Всё дело в витальном отвращении, неприятии. Человек может сказать, что чувствует отвращение к убийству животного или чувствует, что животное ему ближе. Но это не доказывает, что растение в момент убийства страдает меньше, чем животное. Вероятно, только потому, что человек не способен видеть страдания растения, он испытывает при этом меньшее отвращение. Всё это обусловлено самскарами – прошлыми впечатлениями. Очевидно, что человек не может жить, не питаясь тем или иным видом жизни. Все эти споры – не что иное, как попытки интеллекта оправдать старые самскары.
Ученик: Вы говорите об уравновешенности, равном ко всему отношении – самате. Почему мы должны установить самату в Пране, в витальном, прежде чем установим её в разуме?
Шри Ауробиндо: А почему нет, если это возможно? Вам не нужно ждать, чтобы самата установилась сразу на всех планах.
Ученик: Нужно ли ждать, пока йога станет совершенной, чтобы можно было есть рыбу?
Шри Ауробиндо: Не понимаю: а зачем? Очень немногие понимают, что такое истинная самата, уравновешенность. Самата (уравновешенность) – это равное отношение всего существа к вещам и событиям. В этом мире много ужасных и отвратительных вещей. Самата предполагает способность человека смотреть на них из состояния равновесия, не расстраиваясь и не поддаваясь переживаниям. Это не означает, что он пустится во все тяжкие, убивая всех без различия из каких-то своих побуждений. Это не так. Самата означает способность человека смотреть на вещи и события без переживаний. То, что N. называет словом «жалость» – совершенно не то же самое, что сострадание, но и то, и другое – не то же самое, что самата, уравновешенность. Самата выражает целостное отношение всего существа. Жалость и сентиментальность – результат нервного неприятия, это некое движение в витальном существе. Я сам в молодости не мог читать о проявлениях жестокости, не чувствуя при этом отвращения и ненависти к тем, кто её совершал. И не мог убивать даже насекомых – ни клопа, ни комара. Не потому, что я соблюдал Ахимсу (невреждение, непричинение вреда), а потому, что ощущал нервное отвращение. Позднее, когда я убрал ментальное неприятие, я не мог причинять никому вреда [уже] потому, что само тело не давало совершить такое действие. Когда я попал в тюрьму, первые пятнадцать дней я был подвержен всем видам ментальных пыток. Я вынужден был смотреть на сцены всех видов страданий – и тогда нервное отвращение исчезло.
Сострадание – это нечто другое. Оно нисходит Свыше. Это сопереживание страданиям человека и всем страданиям на Земле с желанием помочь, сделать что-то, когда это возможно. Это не жалость. Оно подобно состоянию Богов, взирающих на человеческие страдания с небес, не затрагиваясь ими. Такое сострадание способно и уничтожать – и уничтожает с состраданием, дайей, как мы видим в случае Дурги, убивающей ракшасов, враждебных существ. Здесь не может быть никакой жалости. Часто бывает, что вам является ракшас и просит спасти его, или даже умоляет вас трансформировать его вашей духовной силой – с такими просьбами являлись некие сущности Матери в её опытах. Как только вы попытаетесь сделать это, вся ваша сила уйдет к ракшасу и вы останетесь ни с чем. Когда эти витальные сущности воплощаются в людях, сострадание не помешает вам их уничтожить.
То, что царству растений присуща жизнь – не новость, и совершенно не обязательно обретать самату, чтобы принимать в пищу рыбу. Я ел рыбу, когда был ребёнком и у меня не было никакой саматы. Необходимо лишь, чтобы вы были свободны от неприятия, отвращения. Сейчас я не ем рыбу, но это ничего не значит. Я спокойно кормлю ею кошек.
Когда обретается самата, приходит самарасатва, «равный вкус» во всём, наслаждение всем, человек переживает расу, сущностное наслаждение, от пищи любого рода. Даже та пища, которую мы называем плохо приготовленной, имеет свой сущностный вкус. Но здесь нам приходится проявлять определённый такт. Не стоит тыкать рыбой в лицо джайну или коптить её так, чтобы дым летел в лицо ортодоксальному тамильскому брамину.
ндекс
